***
Вечерело. Профессор рассеяно включил свет в коридоре. Потом выключил. Снова включил.Вечерело. Профессор рассеяно включил свет в коридоре. Потом выключил. Снова включил. Похлопал себя по карманам жакета в поисках очков. С удивлением обнаружил, что держит очки в руках. Ах, да, ведь он только что ходил за очками. Ну конечно же, он забыл сценарий! Профессор уже хотел было вернуться, но на выходе из коридора остановился, как вкопанный. Нет, сценарий ему сейчас был ни к чему. И все-таки он что-то забыл.
Профессор задумался, вспоминая. В первый раз он вернулся за трубкой. Так. Потом за табаком. В третий раз он вынужден был пойти в кабинет за очками. Хотя, на самом деле, ничего из этого ему не было нужно. А нужно было… Внезапно Профессор просиял. Он вспомнил, что должен был разыскать Саурона и сообщить ему о кое-каких изменениях в сюжете; обязанность не из приятных, но лучше отделаться от всего за один день.
И Профессор решительным шагом прошел по коридору и толкнул дверь с висящей табличкой «Закрыто на ремонт». Толкнул и остановился на пороге; за углом из глубины комнатки доносилось пение. Чей-то мягкий смутно знакомый тенор пел на незнакомом Профессору языке грустную, мелодичную песню.
«…Он упал возле ног вороного коня
и закрыл очи, полные синью.
"Ты конёк вороной, передай дорогой,
что я честно погиб за Россию"
Там вдали за рекой догорали огни,
в небе ясном заря занималась.
Сотня юных бойцов в стан деникинских войск
из разведки домой возвращалась.»
- У текста этой песни есть несколько вариантов, - сказал певец, после недолгого молчания. – Но мы с тобой, пожалуй не будем углубляться в хитросплетения российской истории. Мне лично нравится эта версия. Хотя слова в песне – дело десятое.
- Мелодия, конечно, важнее, - согласился второй, не менее знакомый Профессору голос.- Но мне непременно надо будет лучше выучить русский. Майа Артано, моя признательность тебе не знает пределов – ты открыл мне мир замечательных песен.
- Да, это настоящая сокровищница, - с воодушевлением подхватил Саурон, - Приходи как-нибудь к нам с Мелькором в Ангбанд…
Последовала выразительная пауза. Потом грянул дружный хохот.
- Нет, я серьезно, я даже не думал шутить! - воскликнул Саурон, отсмеявшись. - Хотя нет… - внезапно погрустнел он, - сейчас это было бы не очень осмотрительно. Профессор послал нашему абсолютному злу по почте сценарий, а Мелькору под горячую руку лучше не попадаться.
Профессор шагнул внутрь комнаты. В углу, на мягких стульях, в компании гитары, арфы и пустых бутылок, расположились Финрод и Саурон. При виде Автора, Саурон наморщил нос и тихо пробормотал что-то вроде «Изыди, нечистая сила».
Профессор предпочел пропустить эту реплику мимо ушей, не вдаваясь в подробности, и воззвал к Финроду.
- Финрод, Бога ради, что здесь происходит?
- Ничего особенного, Профессор, - невозмутимо ответил эльф, - Мы беседуем, поем.
- И пьем, - уточнил Саурон, исподлобья глядя на Автора.
Однако Профессор по-прежнему не замечал Саурона.
- Я не ожидал от тебя подобного поведения, Финрод, - продолжал Автор, качая головой. - Пьянствовать вместе со своим будущим убийцей…
Саурон презрительно фыркнул и закатил глаза к потолку, мол, кто здесь убийца – надо еще выяснить.
- Мир полон неожиданностей, Профессор, - пожал плечами Финрод. - И я не стал бы характеризовать то, что вы видите, как пьянство.
- Надеюсь, ты еще не пил с ним на брудершафт? - саркастически поинтересовался Профессор.
- Не беспокойтесь, Профессор, - снова вмешался Саурон, - даже если бы и пил, на вашем драгоценном сценарии это никак не отразится. Можете не переживать – я честно сыграю свою роль: посажу его в глубокую, темную яму и отдам на растерзание злому голодному волку – вы будете удовлетворены сполна.
Профессор недовольно поджал губы, но спорить не стал, напротив, обратился к Саурону деловым тоном.
- Кстати, о сценарии. Ты сейчас в состоянии меня выслушать, или нам лучше поговорить, когда ты протрезвеешь?
- «И пьяный… и трезвый… я всегда тебя понимаю», - нараспев произнес Саурон, перебирая струны гитары. - И откуда же это цитата, - задумчиво добавил он, поднимая на Профессор взгляд – видно было, что ему доставляет ребяческое удовольствие дразнить Автора. – Говорите, Профессор. Ваше присутствие трезвит не хуже ледяного душа.
- Я пришел к выводу, - начал Профессор, и Финроду послышалась в его голосе некоторая нерешительность, - что развоплощение на данном этапе будет, в некоторой степени… преждевременным, даже лишним. Я думаю, нужно поступить следующим образом: Лютиэн потребует, чтобы ты сдал захваченный тобой остров, она пригрозит, что в противном случае ты будешь лишен телесной оболочки, и твоя тень вернется к Морготу, где будет вечно мучатся под пыткой его презрения (Финрод готов был поклясться всеми орлами Манвэ с малыми орлятами, что Профессор только что занимался проработкой текста). И ты согласишься с ее условиями.
Профессор еще не закончил говорить, как эльф почувствовал приближение «грозы». Темный майа слушал, задумчиво обводя ногтем золоченые буквы на этикетке, и все еще насмешливо улыбаясь, но Финрод ощущал, как от Саурона исходят волны нешуточного гнева. Едва профессор замолк, на долю секунды повисла звенящая тишина, и за это мгновение Финрод понял, что сейчас произойдет, и попытался вмешаться. Но майа опередил его. Не успели пальцы Финрода сомкнуться на запястье правой руки Саурона, как тот перебросил бутылку в левую и с размаху швырнул ее, как казалось, в голову Профессора. Но прежде чем пальцы Саурона выпустили бутылку, Финрод с облегчением вздохнул – он ошибся, цель была другой. «Снаряд» разлетелся на мелкие осколки прямо за плечом Профессора.
Все это произошло так стремительно, что звон бьющегося стекла почти стих, когда Профессор вздрогнул. Должно быть, он не на шутку испугался, потому что щеки его посерели, и, несмотря на свою обычную сдержанность, он набросился на Саурона с криком:
- Ты с ума сошел?! Что ты себе позволяешь?! А если бы ты попал в меня?!!
- Хотел бы попасть, попал бы, – хмуро ответил Саурон. - А не попал, значит, и не собирался.
- А ну как бы спьяну «промахнулся» мне в голову?!
Саурон презрительно скривил губы. Встав, он оглянулся по сторонам, словно в поисках чего-то, затем шагнул к двери и открыл ее. Заинтригованный Финрод подошел к нему.
- Видите вот тот бюст в конце коридора, Профессор? – спросил Саурон, указывая на едва видневшиеся в темной нише смутные очертания небольшого гипсового бюста. – Спорим на Сильмарил Берена, что я попаду в него…, хотя бы, этим перстнем, – Саурон снял с безымянного пальца серебряный перстень, – с закрытыми глазами.
- Спорить не стану, - все еще сердито сказал Профессор. Однако видно было, что в нем медленно разгорается искорка спортивного азарта, - но в бюст ты не попадешь. Тем более с закрытыми глазами.
- А вот и попаду, - Саурон небрежно подбросил перстень на ладони. - Прямо в нос, - уточнил он, хулигански подмигнув Финроду.
- И потом, я в любом случае, запрещаю тебе портить общественное имущество, - продолжал Профессор, - это бюст известной британской писательницы Вирджинии Вулф.
- Какое чудовищное имя, - брезгливо поморщился Саурон, - о чем думали ее родители.… Впрочем, неважно. Я готов заплатить городской казне за сотню таких бюстов…, - майа сорвал с рукава черную ленту и протянул Финроду. – Завяжи мне, пожалуйста, глаза… Я, вообще, платил бы Мэрии за то, чтобы она не ставила повсюду бюсты британских писательниц с кошмарными именами.
Финрод тщательно завязал Саурону глаза и внимательно проверил повязку.
- Только, чур, не подглядывать, - предупредил он.
Саурон только фыркнул.
- Можешь потушить в коридоре свет! – сказал он – Ну, Профессор, смотрите!
И Саурон, размахнувшись, бросил кольцо. Но судьба распорядилась так, что Профессору не удалось в тот день узнать, ждал бы его проигрыш или выигрыш, поспорь он с Сауроном. Потому что в тот самый момент, когда кольцо, сверкнув, понеслось к цели, из-за угла в дальнем конце коридора торопливым шагом вышел Берен, и перстень с жутковатым стуком попал прямо ему в лоб.
Берен вскрикнул от боли и неожиданности и прижал руку ко лбу. Финрод ойкнул. Профессор ахнул и всплеснул руками. Саурон, заподозривший неладное, сорвал с глаз ленту. Секунду – другую он недоуменно смотрел на ошарашено моргавшего глазами Берена, а потом залился восторженным смехом.
Финрод долго крепился, но при виде Берена, который, слегка окосев от удара, шел, изумленно взирая на них, не выдержал и тоже рассмеялся.
- Господи помилуй! Что же здесь смешного! – возмутился Профессор, осуждающе глядя на своих развеселившихся персонажей: Финрод смеялся, закрыв лицо руками; Саурон, рухнув на стул, едва не рыдал от хохота.
- О, Эру Ми-милосердный, - заикаясь от смеха, выдавил он. - Ка-какая прелесть!
- Смешно дураку, что нос на боку, - сумрачно заметил Берен. появляясь в дверном проеме, - Ты что это за развлечения придумал, а, лиходей? - беззлобно, но весьма грозно осведомился он.
Пока Саурон пытался обрести дар речи, Финрод положил в платок несколько кубиков льда и протянул платок Берену.
- Приложи ко лбу холодное, может, полегчает немного, - сказал он, мужественно сдерживая рвущийся наружу смех.
- Благодарю, государь, - Берен приложил платок к огромной шишке на лбу.
- Ой, Берен, отныне твой по-подвиг впишут в анналы истории, - сквозь смех выговорил темный майа. – Тебе дадут медаль за спасение носа Вирджинии Вулф!
Брови Берена поползли вверх. Он обернулся к Автору.
- Профессор, что это с ним?
Финрод провел пальцем по губам, словно стирая с них остатки улыбки, и ответил за Профессора.
- Артано целился не в тебя, Берен. Он поспорил с Профессором, что попадет кольцом в бюст Вирджинии Вулф, который стоит в том коридоре, откуда ты шел.
Однако, вместо того, чтобы прояснить ситуацию, это объяснение, похоже, привело сына Барахира в еще большее недоумение. Он вновь обратил вопрошающий взор к Профессору.
Автор открыл было рот, чтобы ответить на этот невысказанный вопрос, как вдруг раздался сердитый стук каблучков, и в бар влетела Лютиэн. Окинув взглядом честную компанию, она подбежала к Берену и обняла его.
- Зайка, милый, - проворковала она, - что этот гадкий майа опять натворил?
Саурон, который уже начал понемногу приходить в себя, снова взвыл от смеха.
- «Гадкий майа» едва не превратил «зайку» в единорога, - чуть не всхлипывая от неудержимого хохота, простонал он.
Финрод, опустив голову, чтобы скрыть непрошенную улыбку, с притворным интересом занялся изучением этикетки на одной из бутылок.
Берен сокрушенно покачал головой.
- Профессор, а может быть, не нужно всего этого, ну… всяческих сложностей, - начал он, но Лютиэн перебила его.
- Ах, нет, зайка, непременно нужно. Так интереснее!
- Что-то мне так не думается, - с сомнением проговорил Берен. – Какая-то неразбериха получается, да и народу столько втянули… Вот, сама посмотри, что делается. – Берен махнул рукой в сторону Саурона и Финрода. – Напрасно я рассказал вам про нас с Лу, Профессор. Жили бы тихо - мирно, никому не мешали…
Саурон и Финрод обменялись удивленными взглядами.
- Позволь с тобой не согласится, Берен, - сказал оскорбленный в лучших чувствах Профессор. – Это одна из лучших сюжетных линий. Кроме того, просматриваются кое-какие параллели, - туманно добавил он.
- Вам, конечно, виднее, Профессор, – миролюбиво согласился Берен. – Я в писательском ремесле мало что смыслю. Но как-то хочется иногда спокойной жизни.
- Ладно, пойдем, Лу, – закончил он, обняв Лютиэн за талию и увлекая ее к выходу из бара.
У двери Берен остановился и вгляделся в полумрак коридора.
- Знаешь, а ты бы попал в ту голову, если б не моя, невезучая, - заметил он, обращаясь к Саурону. – Прикинуть, так ты, наверняка, испортил бы ей нос… - Берен хмыкнул, - Тоже мне, Натти Бампо.
И Берен с Лютиэн удалились.
Саурон вздохнул и тронул струны гитары.
- Мда-а. Как говаривала Герцогиня, «мораль отсюда такова»: не поверяйте своих тайн авторам – они не преминут этим воспользоваться. А еще Берен читает Фенимора Купера…
Саурон снова тихонечко коснулся струн, словно спрашивая их о чем-то, и заиграл. При первых звуках мелодии,
Финрод понимающе улыбнулся и, выждав несколько тактов, подхватил третий голос. Профессор, который уже собрался последовать за Береном и Лютиэн, остановился в дверях, и, засунув руки в карманы жакета, начал слушать.
Он слушал, полуприкрыв глаза, и, когда стихла последняя нота, еще некоторое время стоял, прислонясь к дверному косяку, и будто вслушивался в удаляющиеся шаги мелодии.
- Это и есть «всепобеждающая сила искусства», - пояснил Саурон Финроду, указывая на Автора изящным жестом руки. – Даже Профессору нравится Бах.
- Почему «даже Профессору»! – обиделся Автор. – Я с глубоким уважением отношусь к классической музыке. Хотя произведение для клавира весьма непривычно звучит в переложении для гитары.
- Увы, за неимением клавира, а еще лучше, органа… Ах, кстати, - воскликнул Саурон, - до меня дошли слухи, что у Вашего Нарготрондского Величества есть неплохая коллекция пластинок с органной музыкой.
- Слухи верны. Кто меня выдал?
- Твоя очаровательная сестра. Мы как-то встретились в Филармонии и разговорились в антракте... Обожаю огранную музыку. Я иногда захожу в церкви - Профессор вздрогнул. – это такие красивые здания своеобразной архитектуры, где люди молятся Эру, - объяснил темный майа, - захожу, чтобы послушать орган. Ведь это уникальный инструмент. Его звуки обволакивают тебя со всех сторон, у них будто нет источника. Они несут тебя вверх, отрывая от земли. А иногда, кажется, что музыка звучит в твоей груди… И тебя охватывает странное чувство... и порой начинает щипать в уголках глаз.
- Словно хочется плакать, - кивнул Финрод.
- Нет, плакать мне не хочется, - задумчиво нахмурился Саурон, - и щипать в глазах может от ладана и прочих благовоний... Зато в церкви Св. Иоанна Крестителя – восхитительный хор. Я как-то на днях застал его за репетицией и услышал одну песенку – такую простенькую, но очень задушевную.
Саурон наиграл мотив.
- Ужас, - пробормотал Профессор, - слушать, как Гортхаур-Жестокий поет Рождественские гимны – это свыше моих сил. Я вынужден с сами попрощаться.
- Будет честнее, если вы скажете «до свидания», - уточнил Саурон. - Прощание нам предстоит еще не скоро.
- Тогда до скорого свидания, - и, позволив себе эту невинную месть, Профессор вышел из комнаты.
- И воцарились тишина и покой, - торжественно сказал темный майа, - К слову о тишине и покое: в той песенке как раз пелось о тихой, мирной ночи и еще о чем-то, но я не запомнил слова.
- Жаль, - огорчился Финрод, – я бы послушал песню. Но ведь слова можно и присочинить на ходу.
- И то верно, эльф мой изобретательный, - согласился Саурон, - Можно попробовать.
И Саурон запел, тихо, задумчиво, под нежные звуки гитары и безмолвный аккомпанемент снега, все еще медленно падавшего за окном и сказочно поблескивающего в холодном, голубоватом свете фонарей.
«Ночь тиха, ночь светла.
Мир на землю принесла.
Спит под снегом Тол-Сирион,
В сон Нарготронд весь погружен.
Только в небе одна
Тихо блуждает Луна…»
Занавес.
Стоп-стоп! А вы не хотите знать, что было дальше? Как это, вы знаете, что было дальше? Вы просто читали «Сильмариллион», да еще под редакцией не самого Профессора. Неужели вы не верите в Жизнь После Книги?!
Так вот.
Саурон вступил в эту самую Жизнь на двадцать с лишним лет раньше Финрода. И сразу же попал под Запрет: некую разновидность полунебытия, для персонажей «обладающих значительными сверхъестественными способностями, имеющих склонность ко злу и не выказывающих признаков раскаяния в содеянном» (цитата из Конституции Страны). Ходят слухи, что, попав в Страну, Финрод ходатайствовал за освобождение Саурона из-под Запрета. Но, я полагаю, слухи эти ложны – прочитав «Властелина Колец», Финрод, как эльф разумный, безусловно, счел бы такую попытку заранее обреченной на неудачу. Впрочем, это лишь мое предположение.
Что касается родственницы Даэрона – кудрявой брюнетки, то, узнав о появлении Амариэ, она сочла это изменой и наотрез отказалась видеть Его Нарготрондское Величество. (И, наверное, напрасно, так как по закону, Амариэ, как персонаж «являющийся воспоминанием, не произносящий речей и не совершающий поступков, в особенности могущих повлиять на сюжет», не воплотилась в Стране). И хотя Финрод еще не успел всерьез влюбиться в ревнивую обладательницу кудряшек, эта история его очень опечалила. Но как утверждают лица осведомленные, недавно в жизни Финрода появилась некая обитательница лесов Оссирианда (конечно, брюнетка, с кудряшками) и, возможно…
А впрочем, мы не любопытны. Пусть будут счастливы.